- Сегодня придёт смотритель Этвуд. Может, останешься хоть в этот раз?
- Нет уж, спасибо! - с издёвкой ответил Пэрри, повязывая галстук, и одарил жену хмурым взглядом в зеркале. - Хватит с меня и того, что я теперь вынужден таскаться на эти треклятые чтения в два раза чаше. А теперь мне предлагают ещё и дома выслушивать нравоучения этого напыщенного хлыща!
- Этот, как ты выразился, напыщенный хлыщ, не стал копаться в твоём грязном белье, хотя не просто мог, но и был обязан это сделать, - мгновенно ставшим ледяным голосом отозвалась Кора, почитавшая подобное отношение мужа к Этвуду верхом хамства и неблагодарности.
- О, спасибо, что напомнила, кто у нас в семье главный греховодник! - тут же завёлся Пэрри, которого и правда раздражали частые визиты смотрителя. - Знаешь, возможно, я б и поверил в его святость, если б моя законная жена не пускала соки при одном только виде его смазливой рожи, а он не думал во время бесконечных нравоучений, как бы стянуть с тебя брюки. И знаешь, по здравом размышлении, я готов дать вам своё благословение при условии, что, трахая друг друга, вы оба отстанете от меня.
- Пэрри! Что ты несёшь! Как у тебя язык поворачивается говорить такое? Что за мерзкая привычка говорить отвратительнейшие гадости про людей! Или, раз сам погряз в разврате, думаешь, и остальные такие же? - возмущению Коры, успевшей к этому времени подняться с кровати, накинуть поверх сорочки плотный халат и дойти до ванной комнаты, не было предела.
Пэрри же очень пристально посмотрел на покрасневшее от гнева лицо жены, будто разглядывал нечто впервые увиденное и донельзя занятное, и произнёс почти с сочувствием:
- Поимей меня минога, девочка моя, да ты и правда веришь в то, что говоришь! И, видимо, считаешь, что это удивительное ханжество лучше моего, как ты выражаешься, распутства. В таком случае передай смотрителю мои соболезнования: видимо, штаны с тебя он и правда стянет не скоро, бедолага! - с этими словами мистер Морлидж покинул супружескую спальню, насвистывая какой-то весёлый мотивчик.
Кора же осталась стоять, будто громом поражённая. Пэрри - отвратительный человек, он сказал ужасную ложь, за которую вполне можно было вырвать язык, только отчего после того, как первый праведный гнев леди Морлидж слегка поутих, стало вдруг ужасно стыдно? Лёжа в ванне и рассматривая лепнину на потолке, Кора пыталась понять, что же так возмутило её на самом деле: само обвинение во влечении к собственному смотрителю или же то, как именно сказал об этом Пэрри. Ответ пришёл не сразу, но очевидность его снова так поразила несчастную женщину, что в пору было чуть ли не топиться в этой самой ванне. Её и правда тянуло к Этвуду. То, что начиналась как искренняя благодарность протянувшему руку помощи, превратилось в настоящую потребность видеть смотрителя чуть ли не каждый день, разговаривать с ним, разглядывать его лицо... Даже всё чаще возникавшее желание прикоснуться теперь не казалось необъяснимым. И самое страшное было то, что если уж Пэрри это заметил, то об остальных и говорить нечего. А Этвуд? Мысль о том, что для смотрителя причина интереса подопечной к его персоне не является секретом, заставила Кору вновь залиться краской стыда.  Хорошо же она, должно быть, выглядела, сетуя на пороки супруга, в то время как сама недалеко от него ушла!
Не зная, что же теперь делать, миссис Морлидж решила успокоить нервы за разбором некоторых конторских дел.   Рутинная возня с бумагами всегда её успокаивала, потому как не таила в себе никаких неожиданностей и не была источником нравственных страданий. Вспомнив о том, что нужная папка с вечера осталась лежать на  столе в кабинете мужа, Кора, не теряя времени, выбралась из подостывшей воды и, накинув тёплый стёганый халат прямо на голое тело, поспешила за бумагами.
О том, что смотритель Этвуд должен был появиться на пороге буквально вот-вот, она вспомнила только в том самом кабинете, куда его, оказывается, уже проводили. В итоге всё, что смогла сделать леди Морлидж, - это судорожно сгрести в кулак ворот халата. Капли воды, стекавшие с волос по спине, внезапно оказались ледяными.

В кабинете надолго воцарилась тишина. И смотритель, и леди Кора никак не могли побороть возникшую неловкость. Первый старательно делал вид, что в мире нет ничего интереснее до блеска начищенных сапог, вторая же и вовсе выглядела как выброшенная на берег рыба, судорожно хватая ртом воздух и не имея возможности выдавить из себя и слова. Краска стыда залила леди Морлидж от ног до головы. Внезапно в голове всплыли слова Пэрри о том, как смотритель Этвуд жаждет стянуть с его жены брюки, а следом вспомнилось, что под халатом нет даже сорочки. От этого из жара бросило в холод. Неудобно было так, словно её гость внезапно оказался в курсе недавно состоявшегося разговора.
- Ох! - смогла выдавить из себя Кора, когда молчать стало окончательно неприлично. - Ох, простите меня, я... Мне не сказали, что Вы уже пришли, и Вас проводили именно сюда. Я только хотела забрать...
Любая попытка оправдаться ставила её в ещё более неудобное и нелепое положение. Будто она была не хозяйкой дома, а нерадивой школьницей, без стука вбежавшей в директорский кабинет. Решив, наконец, что лучшим выходом будет пойти и привести себя в подобающий вид, Кора схватилась за ручку двери, но в последний момент вспомнила, зачем вообще сюда пришла.
- Ах да, папка! Простите, я...
Определённо, сегодня был не самый лучший день для объяснений. Леди Морлидж, сделав глубокий вдох, подошла к столу, стараясь не смотреть на будто бы окаменевшего смотрителя, и резко схватила нужную папку. Так резко, что на пол посыпалась целая кипа других бумаг. После такого конфуза о том, чтобы немедленно покинуть кабинет, не могло быть и речи.
-Ах ты ж!.. - сдавленно воскликнула она, в последний момент прикусив язык и не выругавшись, и опустилась на колении, чтобы поднять упавшие документы. Ворот халата при этом пришлось отпустить.

Сложно сказать, как восприняла бы леди Кора как взгляд, так и жест смотрителя, если бы не совсем недавно прозвучавшие слова мужа. Слова жестокие, грубые, но в чём-то наверняка правдивые. Скорее всего, не будь этого утреннего разговора, она смогла бы списать всё на собственную мнительность или глупость. Наверняка на помощь пришло бы давно укоренившееся знание, что некрасива, благо, об этом частенько напоминали и родители, и супруг, а значит, ни о каком желании со стороны другого мужчины и речи быть не может.
Однако же, врать Пэрри было не с руки. Для того, чтобы побольнее уколоть жену, достаточно было всего-лишь обвинить её во влечении к смотрителю, в очередной раз напомнив о том, что ни один мужчина в здравом уме не захотел бы разделить с ней ложе по доброй воле. И если мистер Морлидж говорил о взаимности кориных желаний, значит, для этого и правда были какие-то основания. К примеру, взгляд Этвуда оказался более чем красноречивым. Привыкшая молчать, но не врать самой себе, Кора не видела ни одной причины отнекиваться или делать вид, что ничего не произошло. А аморальность и недопустимость поведения обоих участников этой сцены беспокоили её, как и в случае с порочными связями Пэрри, лишь по причине возможного наказания, если всё всплывёт на поверхность.
- Гарольд, это же безумие... - тихо и обманчиво спокойно проговорила Кора, так и просидевшая на коленях всё то время, пока смотритель собирал бумаги.

После слов Этвуда первым желанием Коры было согласиться на его предложение. И правда, что может быть благоразумнее: сделать вид, будто ничего не было, впредь встречаться лишь на чтениях да при свидетелях... Как ни называй чувство, возникшее между Этвудом и его подопечной, как к нему ни относись, опасности это не отменит. Семейных скелетов в шкафу леди Морлидж и без адюльтера хватало с лихвой, а уж роман с собственным смотрителем и вовсе можно было приравнять к изощрённейшему самоубийству.
Кора поднялась с колен с твёрдым решением ещё раз извиниться перед Этвудом, выйти, привести себя в порядок, а после вернуться и никогда в жизни не допускать подобных ситуаций. Однако же, оторвав взгляд от пола, она невольно снова вспомнила уничижительные слова Пэрри. Не только те, что прозвучали сегодня, но и многие другие, сказанные за долгие десять лет брака, оказавшегося тяжёлой ловушкой для обоих супругов. Кора живо представила, какой будет её жизнь после того, как она выйдет из этого кабинета: бесконечная тоска и осознание собственной ненужности и извечный страх, что сыну придётся расплачиваться за грехи своих родителей. И никто никогда не посмотрит на неё так, как только что сделал это Этвуд. К чему такая жизнь?
Привыкшая принимать серьёзные решения и не жалеть о них, Кора помедлила немного перед тем, как броситься в омут с головой, а потом ответила в тон своему смотрителю:
- Я всю жизнь была благоразумной. Больше не хочу.

Как ни удивительно, но в жизни Коры этот поцелуй оказался первым. В школьные годы о чём-то подобном лишь доводилось читать украдкой, чтобы не застукали учителя или родители. Потом, после замужества, стало и вовсе не до подобных глупостей. Пэрри Морлидж очень быстро объяснил своей жене, что любовные романы не имеют ничего общего с действительностью. И кто бы мог подумать, что обратное ей докажет ни кто иной, как смотритель из Аббатства, тот, кто первым должен был напоминать о соблюдении Семи запретов, в частности, Шестого!
Но все эти мысли придут потом. Если, конечно, это "потом" когда-нибудь настанет. Хотя, отвечая на поцелуй Этвуда со всей страстностью, что копилась в ней чуть ли не всю жизнь, Кора сомневалась, что станет о чём-то жалеть. Эти объятия словно разбудили в ней что-то, что дремало где-то глубоко внутри, что-то, без чего нельзя было жить нормальной, полноценной жизнью.
- Погоди, по-постой, - опомнилась вдруг Кора, правда, совсем не потому, что резко передумала проявлять неблагоразумие. Отступать было не в правилах леди Морлидж, и именно поэтому она не хотела терять только что приобретённое. - Если тебя проводили сюда, значит, гостиную ещё не убрали. И пошли искать меня, доложить. Получается, я разминулась с Айви, когда пошла сюда за бумагами. Меня сейчас же по всему дому будут искать! - простонала она, утыкаясь Этвуду в плечо. Необходимость расстаться, чтобы была возможность увидеться вновь, внезапно причинила боль.

Было непривычно слышать подобные вопросы от того, кто обычно сам наставлял и знал ответ практически на всё. Невольно улыбнувшись от этой мысли, Кора, мельком взглянув на обнимавшего её мужчину, снова уткнулась тому в плечо. Увы, к несчастью, она давно знала, что проблему не решишь, спрятавшись от неё. И, стоило признать, в том, что касалось двойной жизни, опыта у леди Морлидж было побольше, чем у её смотрителя.
- Вернусь, как только приведу себя в порядок, - со вздохом ответила она наконец, давая понять, что подобная перспектива её не радует, и с куда большим удовольствием она оставила бы всё, как есть. - Но проблема не в этом. Здесь нам даже на ключ не запереться - сразу пойдут подозрения.
Буквально несколько секунд Кора раздумывала над тем, не совершает ли сейчас самую большую ошибку в своей жизни, но одного взгляда на Этвуда оказалось достаточно, чтобы развеять последние сомнения.
- Думаю, нам стоит поискать съёмную комнату где-нибудь подальше от тех мест, где часто бываем. Там нам бы никто не помешал.
Кора сказала это просто, без тени смущения или кокетства. Этвуд наверняка знал, с кем связывается, уверения в том, что до сего момента леди Морлидж любовников не имела, были бы оскорбительными и для неё, и для него. Пэри всю жизнь делал вид, что любит свою жену, тогда как не мог прикоснуться к ней без брезгливой гримасы. Её родители всё время уверяли, что любят свою младшую дочь не меньше, чем других детей, однако же, Кора не услышала от них ни одного ласкового слова. А они со смотрителем Этвудом будут усиленно делать вид, что между ними ровным счётом ничего не происходит. Так жили все, и с каждым подобным примером миссис Морлидж было всё сложнее испытывать по этому поводу угрызения совести.
- Я постараюсь побыстрее, - шепнула она напоследок перед тем, как выскользнуть  из кабинета.