Люди Берроуза уже ничему не удивлялись. Просьбы — нет, требования! — Соколова со временем перестали казаться им такими уж оригинальными. Поймать несколько крыс в чумных кварталах. Оборудовать в соседнем здании камеру со световой стеной. Найти здоровых жителей и посадить за эту стену. Доставить вот эту женщину в лабораторию. Сначала скалились, законно предполагая разврат. После того, как пришлось вытаскивать изуродованное болезнью тело из клетки, скалиться перестали, и как-то притихли. Соколов был даже рад. Уловив за дверьми праздный разговор во время напряжённых раздумий, натурфилософ взрывался руганью не хуже ворвани, и работа стопорилась, а время уходило, и это раздражало ещё больше. В общем, тишина была во благо. С тех пор, как Берроуз настоял на том, чтобы "надежда" не покидала хотя бы свой дом, если уж не работается в Башне, нервы его день ото дня шалили всё больше.
Вторая женщина скончалась сегодня утром. Клетку уже убрали, служанка, вычищавшая кровь, получила несколько порций эликсира сверх нормы, а Антон, залив ощущение мусора в груди портвейном, спустился к главному входу, чтобы отобрать из ожидающих за световой стеной претендентов наиболее подходящего.
В кои-то веки небо улыбнулось Соколову. Стражники как раз вели к дому смуглую женщину, одетую в рабочий комбинезон. Шла женщина бодро, и, дабы далеко не ходить (ха-ха!), Соколов окликнул служивых.
— Эй там! Вы двое! Да-да, вы, идите сюда.
Как только солдаты подошли, они превратились в мебель. Они и так-то никогда не интересовали натурфилософа, только злили навязчивостью и носимой как корона Ответственностью за Вашу Жизнь, Господин. А тут ещё и неопределённое чувство, будто эту деваху он где-то уже видел. Лицо незнакомое, но… портвейн. После виски — гадость невозможная, сапожный крем пополам с речной водой. И мерещится Чужой знает что.
Но на вид женщина была здорова, глаза только блестят как-то странно, хотя на лихорадку и не похоже. Ну посмотрим.
— Ведите наверх.
Пока анализы да бумажки, там и хмель выйдет. Хотя лучше бы не выходил. Когда воротит внутренности, от города воротит как-то меньше. Закон сообщающихся сосудов.
Чуть задержавшись на террасе, Антон, морщась и вполголоса костеря портвейн, пошёл за стражниками и Номером Триста Тринадцать. Надо думать, счастливым, последняя формула выглядела обнадёживающе. Очень обнадёживающе.

Что тут сделалось с Соколовым. Так быстро бледнеет только реактивы, когда лаборант сыплет в ярко-синий раствор матово-зелёный порошок и в течение какой-то там секунды получает прозрачную жидкость со снежно-белым осадком. Если, конечно, реактивы не взрываются. Соколов выпал в осадок, не дожидаясь, пока Билли озвучит цель своего визита. Для начала он оценил всё: свободные руки женщины, её ещё как волнующую близость, расстояние до стражников-оболтусов, чья халатность привела к катастрофе. В мгновение ока воскресли все параноидальные картины и тени в углах, все эти проклятые сказочки Гальвани и их производные, которые Соколов иногда рассказывал себе перед сном. Пока же работал мозг, тело действовало без вмешательства сознания: учёный отшатнулся назад и с перекошенным от ужаса лицом.
— Ты пришла за мной?
Охрана, ещё не имевшая удовольствия наблюдать подобные метаморфозы великого учёного, встревожилась. Инородный предмет в лаборатории был только один, и его безобидность до сего момента была как-то вне подозрений. Но что-то же напугало чудака-доктора. Подобравшись, солдаты подошли ближе.
Самую малость это успокоило Соколова. Теперь охрана была к Лерк ближе, чем он сам, и это дарило какую-то призрачную надежду. Но больше он недоумевал. Та Билли Лерк, которая следовала за ним в качестве охраны в Затопленном квартале, пока он исследовал руины в поисках Чужого, действовала, не раздумывая. С этим как-то плохо вязалось то, что в лаборатории всё ещё никто не умер.

Катастрофа запаздывала. И если сначала Соколов подозревал за ней свойственную женщинам кокетливость, которая не принимала возможности объявиться на людях в растрёпанном и наспех едва приведённом в порядок виде, то вот слово за слово, а китобой не спешила острым незаметным клинком прерывать жизнь последней надежды Дануолла на избавление от чумы. И всё же Соколов не спешил подходить. Он в бешеном ритме шевелил шестерёнками, взвешивал вероятности и даже — невиданное дело! — оценивал тон Лерк. Китобои появлялись из неоткуда и уходили в никуда, сделав своё дело и оставив за спиной пару трупов. Китобои в мгновение ока перевернули Дануолл оверкиль, пробравшись в самое защищённое в городе место — Башню — и ударив в самое сердце. После этого патрули усилились. Плюнуть некуда — везде стражники, и не все они такие охламоны, как эти двое, что привели в лабораторию Лерк. Хочет уйти отсюда живой, подгадав момент?
И тут в Соколове заговорил естествоиспытатель. Он видел фокусы Дауда и его соратников. Он завидовал им чернейшей завистью. Прямое обращение к Чужому, больше благоволившему наёмному убийце, чем гению, не дало результатов. Так, может…
Вот только хрена с два у неё получится подловить его и убить. Нет-нет, куда там девчонке. Не выросла ещё, чтобы поднимать руку на самого Антона Соколова. Охотник превратится в мышь, и там хоть трава не расти.
Из этого хаотичного мыслительного потока, смысл которого ясен до конца был одному только Антону, натурфилософ вынес решение и, всё ещё не приближаясь к Билли, кивнул стражникам:
— Что встали? Обыщите её. А ты стой смирно, если хочешь помощи, будь умницей и зайди вон туда, — Антон кивнул на клетку, начисто лишившись страха в глазах и намерения спасаться и бежать. Разве что неспешно, деловито — до ящика с инструментом, откуда Антон достал блестящий стеклом и металлом шприц, несколько пробирок и ящик с реактивами.
— Ну, теперь давай сюда руку, — сказал Соколов, подходя к клетке, когда Билли избавили от всего лишнего и заперли. В какой именно позе брать у больного кровь ему уже лет тридцать не было никакой разницы. А когда у него появилось, с чем работать, стражники отправились восвояси не мешать светлому уму, а Антон, склонившись над анализами, поинтересовался просто так, потому что Билли была не "номером", а какой-никакой связью с Даудом и его загадкой.
— И с какого же рожна тебя потянуло к плакальщикам? Искала клиента?

— Дело не в том, убежишь ты или нет, — вещал Соколов, переходя из одного угла лаборатории в другой, от одного подозрительного приспособления к следующему, от большой непонятной кучи стекла и металла к ещё более большой и более непонятной куче стекла и металла. — А в моём спокойствии. Если ты заражена, то я вылечу тебя, но процесс этот не быстрый, и я должен быть уверен, что на его протяжении ты даже случайно не сделаешь ничего, что может загубить работу лекарства.
Антон чуть было не сказал «эксперимента», пока голова была занята совсем не тем, что сказать больной. Но это не то слово, которое она должна была здесь услышать. В конце концов, она обладала связью, которая отличала её от всех прочих людей. Может быть, именно той связью, которой не хватает миру, чтобы выжить. Если предоставить её как доказательство, будет ли погребено Аббатство под слоем негодования человечества? Билли Лерк могла бы стать камешком, который сдвинет лавину. Если бы она не была здорова.
Антон, пощипывая себя за бороду, выпрямился и ещё раз перепроверил результаты.
— Три дня, говоришь?..
Выбор был не прост. В первую секунду. Область неизведанного, по которой ступал Соколов, не позволяла даже прикинуть, какая Лерк более полезна для его исследования. И в таких случаях полагаться нужно было на чувство.
— Чего и следовало ожидать, — кивнул Соколов на невидимые Билли результаты, которые она, впрочем, не поняла бы, даже поднеси их Антон вплотную к её носу. — Начнём немедленно, и через дюжину дней будешь свободна.