Уже много лет у них не был друг от друга секретов, ни в обыденной жизни, ни в государственных делах. Аттано, с самого начала своей службы лордом-защитником получивший доступ к официальной переписке Ее Величества, регулярно просматривал жалобы, пожелания и прошения, имея ясное представление о том, что происходит в столице и в стране. Кое-кто из ненавистников острил, отмечая, что у императрицы две службы - тайная канцелярия и ее серконский телохранитель, сующий нос во все государственные дела.
С самого начала своего правления Джессамина, симпатизировавшая "простакам" и "черни", ясно дала понять, что будет так и никак иначе. Фигура Соколова, которого облагодетельствовал сам император Юхорн, была давно привычной, наследством от либеральных взглядов покойного императора, в свое время пригревшего и Роузбарроу. На дружбу императрицы с Далилой, обычной кухонной работницей, демонстрировавшей незаурядный ум и художественный талант, гристольские аристократы тоже смотрели сквозь пальцы. Ее воспринимали, как очередной каприз Джессамины. Аттано же откровенно недолюбливали и порядком побаивались. Именно этот молчаливый и сдержанный человек стоял ближе всего к трону и, очевидно, имел доступ не только к телу правительницы, но и к ее сердцу, что намного серьезнее всех любовных интрижек и постельных приключений.
Стандартную процедуру просмотра писем секретарь Джессамины уже много лет воспринимал, как нечто само собой разумеющееся. Корво, сидя в его кабинете, то улыбался, то хмурился, потягивая красное серконское и изредка выдавал ироничные комментарии. Потом переходили к новостям, не означенным на бумаге. В один из таких дней Аттано услышал, что господин Соколов желает получить разрешение на проведение экспериментов на приговоренных.
- Ну, как Вам нравится? - спросил секретарь.
- Никак не нравится. И, думаю, это очень не понравится Ее Величеству, - честно ответил Корво. - Соколов уже спрашивал о встрече?
- Да, я как раз собирался согласовать с Ее Величеством, чтобы назначить день и час.
- Не торопитесь. Я поговорю с ним прежде.
- Как скажете, Ваша милость. Назначить ему встречу с Вами?
- Не надо официоза, и лучше бы пока Ее Величеству об этом не знать. Придержите новость, пусть остынет.
Понимая, какая буря может разразиться в связи с таким желанием тивианского гения, Аттано полагал, что сможет отговорить его от этой затеи. Правда, при этом он понимал, что гнев Соколова и его обычно резкие высказывания придется принимать на себя. Впрочем, это было крайне малой платой за спокойствие Джессамины.

- Господин лейб-медик, - подойдя к Соколову, Корво кивнул, приветствуя его. Аттано никогда не был церемонным и на лишние жесты не разменивался, но этикет соблюдал, как хороший танцор соблюдает ритм и шаги. - Может, у Вас найдется немного времени? - королевский телохранитель сдержанно улыбнулся. - Это важно, - добавил он на случай, если Соколов, вечно погруженный в свои думы, снова решит, что весь окружающий мир и люди, его населяющие, - полная чепуха. Такое с ученым случалось часто. Иной раз они с Джессаминой подшучивали над этим за его спиной. Беззлобно и весело, как те подростки, которыми были когда-то.
Шептаться в переходах Башни Аттано считал привилегией обитающих здесь рыб-прилипал. Одному Чужому известно, почему аристократы, люди, возомнившие себя сливками или даже вишенкой на торте, испокон веков страдали этим дурновкусием. Вероятно, оно было чем-то сродни любовным болезням - непременным атрибутом их богатых и знатных корней. Корво не хотелось, чтобы кто-нибудь слышал бурные возмущения лейб-медика, которые наверняка воспоследуют после того, что будет сказано.
Направляясь во внутренний дворик, где в тени деревьев можно было неспешно и спокойно обсудить проблему, Аттано расстегнул воротник темно-синего мундира. Был солнечный день, а лето выдалось чересчур жарким для Гристоля. Для начала Корво хотел разобраться в том, что конкретно этому бородатому кудеснику в его светлую голову пришло.

Неспешно и уверенно шагая по ухоженной аллее, Корво спросил:
- Что за эксперименты Вы задумали? - пояснять, что и откуда знает, Аттано не стал. Равно, как и уверять, что разговор не займет много времени. Соколов, будучи умным человеком, мог сам додуматься. В том числе и до того, что встретиться с императрицей у него сегодня вряд ли выйдет. Что ж, главное, чтобы громко не кричал, ибо за лейб-медиком водилось.
В отличие от Соколова Корво никуда не торопился и не нервничал. И отпускать тивианца, куда бы тот ни рвался, из крепкой хватки не собирался. До тех пор, пока не узнает все и не скажет все, что считает нужным в таком случае. Куда как лучше было перехватить эту странноватую идею в самом начале движения мысли ученого, чем потом наблюдать не слишком приятные последствия, а то и серьезный конфликт.
Картина вокруг была почти идиллической. Не доставало лишь щебета птиц. Но те, изнуренные жарой, молчали. Корво мельком взглянул на небо, проглядывающее в кронах деревьев. Сощурил глаза. По-видимому, скоро будет гроза.

- Именно подробности мне и нужны, господин лейб-медик, - сообщил серконец, глянув через плечо. Как и ожидалось, Соколов начал уворачиваться и делал это крайне грубо. В вопросах этики и прочих человеческих уловок и хитростей он, неслучайно, как понимал Корво, был неуклюж. А с теми, кого не очень-то уважал - тем более.
И тем не менее, на чувства Соколова Аттано было в сущности плевать. На его недовольство и спешку - тоже. Никто из них не был имперским золотым, чтобы нравиться всем и каждому. Поэтому Корво, и глазом не моргнув, продолжил и прогулку, и беседу. Спокойно и размеренно шагая по гравиевой дорожке, он намеренно давал понять Соколову, что теперь уже никто никуда не спешит. И спешить не будет, пока не станет ясно, что удумал этот проныра и что конкретно он называет "подъёмом уровня жизни людей". На альтруиста, денно и нощно заботящегося об общечеловеческом благе, натурфилософ едва ли тянул, а вот на маньяка, не желающего ни в чем проигрывать и готового ради очередной идеи на все - вполне.
- Ее Величество не сможет принять Вас, пока что. Тем более без подробностей, - если Корво и иронизировал, то самую малость. В его случае разговор был просто необходим. Быть может, тивианец не понимал этого, но Аттано надеялся, что ученый скоро пересмотрит свое мнение, ибо нет непосильных задач, тем более, для гения.

Корво остановился. Пару минут он внимательно и молча изучал собеседника, думая о том, не пристрастился ли натурфилософ к употреблению морлийских забористых средств, которыми время от времени баловались представители высшего класса. Но нет, до произнесения этой пламенной речи лейб-медик выглядел вполне вменяемым. Запаха спиртного тоже не было, тивианец стоял на ногах крепко и не покачивался. Язык ученого не заплетался, не наблюдалось характерного остекленения глаз и тремора в конечностях.
- И? Продолжайте, очень любопытно, - подбодрил собеседника лорд-защитник, с каким-то потаенным весельем глядя на него. Нет, все-таки Соколов порой был очень чудаковатым, и это в чем-то его оправдывало.
Правда, не сейчас.
- Эксперименты над приговоренными, - напомнил Корво на случай, если Соколов, ловя за хвост очередную идею, забыл, о чем разговор. - Ее Величеству это может не понравится. Особенно, если они, как я слышал, приведут к смерти.
Разумеется, все "неучи" и "невежи" были всего лишь тленом под ногами колосса научной мысли империи, но в данном случае повешение или расстрел были куда гуманнее научных изуверств, и об этом стоило поговорить отдельно. После того, как лейб-медик выплюнет очередную порцию яда, добивая презрительным взглядом все живое в радиусе метров двух или даже пяти.

- С чего Вы взяли, что можете решать? - вопрос по большей части был риторическим. Корво понимал, что тивианец, дай ему волю, еще не то натворить способен. Что королевскому защитнику не нравилось более всего, так это то, что зарвавшийся гений не брал во внимание пожелания Джессамины. И это было уже серьезной проблемой. А ведь когда-то именно императрица ратовала за то, чтобы Соколов ни в чем не нуждался и порой очень настойчиво защищала его.
- С чего Вы взяли, что она выслушает Вас? - а это относилось к разряду философских вопросов. Надо было либо окончательно потерять ориентиры, либо перестать разбираться в людях, чтобы ринуться с такой идеей в приемную правительницы, которая так старательно опекала свой народ.
Попытка лейб-медика взять на себя роль великого судии, выглядела смешно. О какой пользе от людей, мычащих от боли, могла идти речь? Куда полезнее в данном случае были рудники. По правде говоря, и вивисекцию животных Корво хорошей идеей не считал. Все это имело отвратный душок бойни и по мнению Аттано ставило людей вровень с их младшими собратьями. Только в отличие от скота люди были более изобретательны и изощрены.
Интересно, считал ли Соколов себя самого высшим животным и был бы готов претерпеть муки ради науки сам, если бы ему настойчиво предложили? Навряд ли. По мнению королевского защитника тот самый, порядком одряхлевший и чахлый лев, запершийся в своей клетке на мосту Колдуин, был весьма труслив. А пандуссийские подвиги некогда молодого и пылкого исследователя Антона Соколова оказались в далеком прошлом. Все, что осталось - это бесконечное брюзжание, шлюхи и вино.
Эти мысли вызвали у Корво неожиданную, быструю улыбку. Но вслух лорд-защитник ничего не произнес. Он не был любителем препирательств, предпочитая говорить четко и по делу, и теперь знал все, что нужно.
- Результатов не будет, - спокойно произнес лорд-защитник в ответ на очередную, полную неопределенности тираду. В его голосе не было ни сожаления, ни должного нажима, лишь сухая констатация фактов. - А теперь простите, что отвлек, господин лейб-медик. Меня тоже ждут дела.
Как бы там ни было, одно из этих дел было сделано. Соколов получил предупреждение, и Аттано надеялся, что, даже затаив злобу, тивианец когда-нибудь поймет, кто уберег его от немилости императрицы. А, может быть, и нет. Так или иначе, лорд-защитник почти со спокойной душой удалился. Вечером ему предстоял разговор с Джессаминой. Разговор серьезный и непростой.