Дануолл. Пир во время чумы

Объявление

18+
Добро пожаловать на форумную ролевую игру по миру "Dishonored"!
Каноны и неканоны;
Акционные персонажи;
Заявки от игроков.

Для того, чтобы оставить рекламу или задать вопрос администрации, используйте ник Соглядатай с паролем 1111.

Месяц леса, 1837 год. Сюжет и хронология событий.
Погода: теплая, изредка дожди. Температура: +18 +22 °С.
Игровая ситуация: Императрица Эмили I коронована в 12 день месяца жатвы. В 15 день на пожизненное заключение осужден Хайрем Берроуз. В 1 день месяца леса избран новый Верховный смотритель. Организованы лазареты, полным ходом идет восстановление Дануолла и лечение от чумы.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Дануолл. Пир во время чумы » Хронограф » Цели и средства. 1837 год, 13 день месяца дождя


Цели и средства. 1837 год, 13 день месяца дождя

Сообщений 1 страница 18 из 18

1

1. Название: "Цели и средства".
2. Дата: 1837 год, 13 день месяца дождя.
3. Место: тюрьма Колдридж.
4. Действующие лица: Корво Аттано, Хайрем Берроуз.
5. Краткое описание: королевский защитник, вернувшись на два дня ранее, оказался не в том месте не в тот час, но глава тайной службы счел это обстоятельство удачным, чтобы обвинить Корво в том, чего он не совершал. Осталось убедить в этом всех остальных, включая самого Аттано.

0

2

Все шло по плану.
Четко. Ясно. Без проволочек. Единственное нарушение – присутствие Корво Аттано во время гибели Императрицы. На самом деле, Хайрем хотел использовать его по-другому. И с весьма большой пользой для себя. Пришлось отказаться от некоторых ходов, но в целом его планам сложившаяся ситуация ничуть не мешает. Лорд-защитник в его руках и не сможет никоим образом повлиять на предстоящие события.
Его показания не имеют никакой силы. Написанное признание  – тоже формальность. И все же сейчас он стоял в допросной комнате  тюрьмы Колдридж, ожидая, когда приведут столь важного арестанта.
Пока что палачи за него не брались. Умудренный годами любимой работы, начальник тайной службы справедливо считал, что сейчас Корво сам себе самый умелый пыточный мастер. Но больше ждать не хотелось. Нужно брать, пока «горяченький». Пытаться выбить признание. За чем? Вопрос сложный и отвечать на него не хочется.
Сложно признаться даже самому себе, но ему до дрожи в пальцах хотелось посмотреть на мучения этого человека. За что именно Берроуз столь сильно возненавидел Аттано? Вспомнить точно почти невозможно. Это не было ревностью. Он любит другую женщину. Зависть? Возможно, отчасти. Слишком легко все давалось серконцу. Ксенофобия? Конечно. Высоковато взлетел для своего происхождения. И главное – он во всем поддерживал Джессамину. В ее дурацких попытках заигрывания перед простолюдинами, которых и людьми-то назвать нельзя. В мягкой политике. Нет, шовинистом Хайрем не был никогда, справедливо считая, что женщины одарены не меньше, чем мужчины и во многих вопросах могут дать достойную фору сильному полу. Но Императрица вызывала в нем исключительно раздражение и лишь железная выдержка годами помогала ему не показать этого.
Но время рассудило.
Наконец, ввели заключенного. Пыточных дел мастер, один из работников его службы, отделился от тени в углу комнаты, до этого предпочитая не мешать раздумьям прямого начальства. Он помог страже усадить Корво на железный стул и прочно закрепил колодки. Для него происходящее было обыденной, почти каждодневной процедурой.
Берроуз ничуть не изменился в лице, хотя ему было радостно видеть Аттано в столь незавидном положении. Стальные светлые глаза впились в его лицо, желая понять, что сейчас на душе у этого человека.
- Ты убил Императрицу.
Хайрем продумал план ведения допроса и решил придерживаться именно его. Начало было кратким. Но емким. Он не изменил своего положения, оставаясь у стола, слегка опираясь о него рукой.

Отредактировано Хайрем Берроуз (2014-02-27 17:11:59)

+3

3

Любой другой на месте Корво сказал бы, что все произошедшее – какая-то чудовищная ошибка, нелепое совпадение, однако все случилось слишком быстро и было исполнено с завидным старанием, чтобы видеть в этом всего лишь глупый оговор.
Любое разбирательство, будь оно затеяно с целью выяснить подробности, не дало бы результатов, кроме тех, который были необходимы Берроузу, и Аттано прекрасно это понимал. Понимал, несмотря на изнурительное бессилие и горечь утраты, которая отравляла словно тивианский яд.
Перед тем, как бросить в тюрьму, Корво обыскали. Вытряхнули все – от кошелька, в котором было немного монет, до ракушек, привезенных для Эмили. Он не успел отдать ей этот нехитрый подарок, потому что торопился передать императрице письмо. А потом… все это потеряло какое-либо значение. Потому что большая часть его самого умерла вместе с Джессаминой. Стоя с заломленными за спину руками, Корво безучастно наблюдал, как сапоги тюремщиков ломают бережно хранимую им заколку императрицы и растирают серконские белые гребешки в прах.
Хайрем наверняка знал, что творилось в камере королевского защитника последние три дня. Ему исправно доносили, в подробностях рассказывая, как Корво метался и выл. Но теперь серконец был обманчиво спокоен и тих. Слепая ярость свернулась в тугой узел, притаилась где-то в закоулках переполовинненой души. Горечь, перелившись через край, сделала Корво подобием молчаливого истукана, который едва разбирал, что ему говорят.
Оба, человек у стола и человек в пыточном кресле, знали, что последний преступления не совершал. А, значит, Корво притащили сюда, чтобы потешить Берроуза особого вида представлением. Зря. Самое интересное было уже позади, считал Аттано.
Какого ответа ждал глава тайной службы, короновавший себя титулом лорда-регента? Притворного раскаяния в том, чего лорд-защитник не совершал? Страха? Мольбы пощадить? До такого Корво никогда бы не опустился, и потому серконец только стиснул зубы и сощурил глаза. В этом взгляде Берроуз, слывший человеком проницательным, мог без труда прочесть злую насмешку. Корво молчал. Не потому что боялся, а потому что не хотел разменивать силы.

Отредактировано Корво Аттано (2014-02-27 18:17:56)

+2

4

Берроуз понимал этот взгляд. Хорошо понимал. Только знал, что на самом деле не возможно столь быстро пережить сильную утрату. Аттано будет мучиться еще долго, раз за разом переживая свою беспомощность.
Конечно, он пришел сюда вовсе не для того, чтобы выбивать из него пустые признания. Нет. Он хотел усилить его боль, заставить этого человека страдать еще сильнее. Вселить в него еще несколько мыслей, которые смогут въесться в сознание и окончательно не дать обрести покой.
Если, конечно, получится.
Хайрем здраво оценивал окружающих его людей и в принципе, Корво было за что уважать. Он был сильным человеком. Очень сильным. И родись он здесь, в Даунолле, в хорошей семье – Берроуз считался бы с ним как с равным. Да и сейчас признавал его выдержку и силу духа, не умоляя достоинств врага.
Взгляд не прервался. Лорд-регент продолжал изучающе смотреть на защитника королевы, ловя минимальные изменения его мимики.
- Ты не смог ее защитить. Хотя у тебя были для этого все возможности. Оружие, выгодная позиция. Тогда почему ты не смог, а позволил убийцам лишить ее жизни прямо у тебя на глазах? Так ли ты был ей верен? Так ли ты любил ее?
Тихий, вкрадчивый голос. Довольно легко, произнося самые болезненные вещи, потерять весь эффект, подобрав не тот тембр. Но сейчас все шло как по маслу.
Пронеслась мысль о том, чтобы сделал он, если бы пришлось защищать Эсму. Стоял до конца, конечно же. И не позволил ей умереть раньше себя. Не сдался врагу. А если бы выжил? Пережил те самые эмоции, смог бы смириться с потерей или сознание его не столь крепко?
Пустые мысли. Подобное никогда не произойдет. А факты говорят сами за себя. Он – Лорд-регент. Корво – уже ничто. Почти мертвец, доживающий строго отмеренные им, Берроузом дни. Императрица мертва. Ее фигурам давно пора навсегда уйти с игральной доски.

Отредактировано Хайрем Берроуз (2014-02-27 22:46:48)

+2

5

Корво, несмотря на все произошедшее, хватило здравомыслия оценить замысел и тактику. Уже потом, в тишине тюремной камеры, он раз за разом прокручивал в памяти это событие и был вынужден признать, что его обвели вокруг пальца, как ребенка.
Это было болезненно, но не так, как понимать, что он больше никогда не увидит Джессамину. Никогда не услышит ее смех и не коснется виска губами, чувствуя как пульсирует под кожей тоненькая жилка. Ему придется как-то жить без привычного тепла и прикосновений. Как - он пока не знал. Да и то, наверное, недолго. А потому, стоило ли слушать слова, которые говорил Хайрем?
Ложь. Неприкрытая и грубая. В иные времена лорд Берроуз умел лгать более изящно и тонко, чем почти вызывал восхищение. Но сейчас у него не было необходимости измышлять очередной шедевр. Слишком много сил ушло на заговор. Слишком близко оказался желанный кусок.
Как Берроуз разглядывал Корво, так серконец смотрел на его. В новом свете. В ореоле славы. На обличенного властью, которую еще нужно удержать.
Лорд-защитник по-прежнему молчал, на осунувшемся лице промелькнуло подобие отстраненной улыбки. Хайрем отлично знал, куда давить, и в другое время, возможно, задел бы легендарное серконское самолюбие, но Корво был слишком хорошо обучен своему ремеслу, а потому всегда здраво оценивал силы. Это была не его ошибка. То, что лорд-регент называл "выгодной позицией" на деле оказалось западней. Нужно было быть круглым идиотом, чтобы этого не понимать.
Просчет, по мнению королевского телохранителя, был не в том, что он, обездвиженный неизвестным ему приемом, не смог остановить наемных убийц. А в том, что несколько месяцев назад не копнул глубже и не разорил осиное гнездо тайной канцелярии. Удивительно, как тонко чувствовала перемену обстановки Джессамина. Теперь он знал доподлинно, императрица в своих подозрениях была права.
Верность и любовь Корво Аттано не имели к вопросу заговора никакого отношения. Они, упомянутые пошло, красного словца ради, оставались неизменны, и Берроуз отлично это знал.

Отредактировано Корво Аттано (2014-02-27 23:31:08)

+2

6

Лорд-регент заходил по комнате, заложив руки за спину.
Удивительно, но Берроуз действительно был уверен, что не говорит ни слова лжи. Таков был этот во многом странный человек. Находишься в нужное время в нужном месте – изволь выполнять свой долг. Не сумел – получи по заслугам. Не смотря на все обстоятельства, делай то, что должен.
Эта политика всегда приводила в ужас всех его подчиненных. Но и сам Хайрем следовал собственным словам и именно поэтому смог подняться столь высоко. Либо со щитом, либо на щите. С годами его нетерпимость к ошибкам и просчетам становилась все сильнее. Он не заметил, как стал самым настоящим тираном, держащим железной рукой свою власть, без зазрения совести пользующимся чужим страхом и плющим на ненависть и проклятия, которые неслись ему в спину. Общее благо. И почти ничего – для себя. И никто никогда не смел сказать ему что-то в лицо.
Контроль. Всегда, везде. Любой вздох не должен быть напрасным.
И сейчас он сдержался, лишь чуть качнув головой, про себя осуждая Корво за непонимание истинного положения вещей. Он представлялся ему малым ребенком, который смотрит на вещи с детской непосредственностью, вовсе не понимая всего происходящего.
- Ты должен понимать, что стал жертвой обстоятельств. Тебе не повезло вернуться именно в этот момент. На самом деле, почти ничего личного, Корво. Так нужно для всеобщего блага.
Почему Хайрем сейчас решил говорить откровенно? Возможно, в дань уважения мужественному серконцу. Возможно, потому что на самом деле не был столь плохим человеком, каким мог показаться по своим поступкам. Ведь мотивы его были самолюбивыми лишь в малой части.
- Приступай.
Короткий приказ невзрачному человеку, который начал поддувать огонь в жаровне, начиная раскалять тонкий стальной прут.
- Боль часто бывает избавлением, а не наказанием. Но если ты дашь признание, то все это кончится, придет покой. Я обещаю тебе легкую, безболезненную смерть.
Хайрем остановился, вновь внимательно посмотрев на Аттано.
Эмоции ушли, сознание его было чистым. На миг даже появилось чувство сострадания к этому потерявшему все человеку. Но столь же быстро исчезло.

Отредактировано Хайрем Берроуз (2014-02-28 12:56:25)

+2

7

Корво за много лет службы довелось видеть немало аристократов. Люди эти, как бы ни превозносили себя, ничем по сути не отличались от других, кроме положения и привилегий. Так же пили, лгали, воровали и блудили. Но почему-то практически каждый из них считал, что простой человек должен благоговейно кланяться, отдавая дань "голубой крови" и "белой кости". Кровь, оказывалось, была такой же красной, да и кости ничем не отличались от костей бедняков. Земля, деньги, любовь и горе всех равняли в правах. Однако эти люди отчего-то считали, что стоит им взмахнуть хворостиной, и простой человек убоится, упадет на колени и признает все их права. Безоговорочно. Слепо. Машинально.
Это было одно из величайших заблуждений их времени. С тех пор, как Роузбарроу открыл свойства ворвани, с тех пор, как тивианский гениальный "простак" Соколов сделал невозможное возможным, обладатели "голубой крови" и "белых костей" существенно сдали в позициях. Простолюдины все чаще брали верх сноровкой, упорством и работоспособностью. Они появлялись то здесь, то там, выбравшиеся из клоаки, добившиеся многого, заставляя обладателей громких фамилий покупать у них редкие товары, ссуживать деньги, просить очередных чудес. Промышленная революция требовала общественных изменений. Наступало другое время, и Джессамина понимала это очень хорошо.
Корво наблюдал сейчас в исполнении Берроуза совершенно бессмысленное помахивание пресловутой хворостиной. Ему вдруг стало смешно, и этот смех лорд-защитник не смог сдержать, как бы ни старался. Он смеялся громко, открыто и весело, так, будто Корво только что рассказали простой остроумный анекдот. Все эти разговоры о всеобщем благе, приправленные пытками и угрозами. Басни о везении и невезении. Вся эта спесь, обернутая в тряпки самообмана. Увещевания, похожие на угрозы школьного учителя, не имеющего возможности приструнить нерадивого ученика... Все это попахивало обычным бессилием.
Когда раскаленное железо впилось в кожу Аттано, он закричал, сжимая подлокотники кресла. А потом все-таки сказал три слова. Почти что признание, столь желанное для Берроуза. Признание грядущего краха лорда-регента и ошибочно выбранного пути:
- Да пошел ты.

+2

8

Что есть голубая кровь в масштабе истории их страны? Семьи, чьи предки были более прозорливыми и удачливыми, чем другие. Много лет назад они доказали, что являются лучшими представителями всей национальности, превосходящими остальных по всем статьям. Ключевые слова – много лет назад. Потомки тех, первых, давно не должны были никому ничего предъявлять, лишь почивать на лаврах праотцов, которые своей кровью и потом завоевали принадлежащие родам земли и смогли удержать их мудрой политикой. Оставалось лишь не растрачивать накопленное богатство и свысока смотреть на тех, кто родился слишком поздно и теперь пытался добиться большего.
Имели ли они на это право?
Берроуз, как представитель одной из древнейших и знатнейших семей Дануолла, считал, что имеют.
Они впитывали это право вместе с молоком матери. О нем твердили их учителя и отцы. Будь выше черни. Помни о том, какой ты крови. Куда проще принять свое превосходство как неоспоримый факт (что вполне нормально для эгоцентричной человеческой натуры), а не задумываться о том, что все люди созданы из одинаковой плоти и крови. Нужно было быть человеком с невероятным чувством справедливости, чтобы продраться через вековые предрассудки и взглянуть правде в глаза.
Лорд-регент таким человеком не был. Смех, чистый смех Корво прошелся по ушным перепонкам как скребок по стеклу. Хайрем поморщился самыми кончиками губ, понимая, что лорд-защитник не собирается приближать свою встречу с Императрицей.
Едва заметное движение пальцев – и запах горящей плоти наполнил комнату. Слегка сладковатый, инородный, страшный запах, который принес чувство некого удовлетворения.
Крик боли.
Не его – Аттано. Берроуз с равнодушием смотрел на мучение другого человека. Годы делали его все более черствым, но приятная радость от возможности творить с Корво все, что угодно, разливалась по его венам живительным эликсиром.
И все же серконец заговорил. Далеко не эти слова хотел услышать Лорд-регент.
- И куда же ты прикажешь мне идти? М?
Хайрем не был уверен, что услышит ответ. Но отчаянно желал хотя бы какого-то диалога, чтобы в очередной раз доказать себе, что поступает правильно.
Палач вновь отошел к жаровне. На этот раз в его руках оказалась раскаленная добела спица.

+2

9

Будь у Корво Аттано власть приказывать, он бы отправил Берроуза на эшафот, но ирония судьбы состояла в том, что приказывал сейчас Берроуз, и на эшафот мог отправиться лорд-защитник. Пожалуй, что в скором времени должно статься так.
Упорство серконца выглядело глупым, все смыслы казались утраченными. Кроме одного. Джессамина Колдуин, теперь уже мертвая императрица, просила его найти Эмили и позаботиться о ней, а на том свете сделать это было крайне сложно.
Корво сам едва ли отдавал себе отчет в том, на что надеется. Пока еще слабо, но не менее искренне, чем любил свою Джесс. Он знал также, что из Колдридж практически нет выхода, и в его случае он состоится разве что по дорожке смертников, под улюлюканье толпы. Или лорд-регент предпочтет закрытую экзекуцию, чтобы его молчаливый узник перед смертью не взболтнул лишнего?
Аттано скривился, не то от новой усмешки, не то от боли. Еще в юности, когда Корво только начал познавать сложную науку боя, его приучили трезво оценивать обстановку, противника и собственные силы. Его задачей теперь, как ни странно, было сохранить себя. Не допустить того отвратительного распада, после которого люди превращаются в жалкий хлам, трясутся от страха и целуют руки своим мучителям.
Корво прекрасно понимал, что это только начало. Ломать его будут усердно и долго. А, значит, им всем, включая немного ублюдка с прутом, понадобятся силы. Много сил.
Возможно, лорд-регент ждал какого-нибудь остроумного ответа или злого плевка, но вместо этого королевский защитник напрочь проигнорировал заданный ему вопрос, крепко задумавшись о том, что, начиная с этого момента, ему придется очень внимательно следить за едой, водой, своим состоянием и теми "неудобствами", которые ежедневно буду доставлять ему тюремные живодеры.

+3

10

Молчание было ему ответом.
На самом деле, весьма красноречиво. Смотря на то, как безмолвный исполнитель подходит к Корво и опытном взглядом примеряет подходящее место, он думал о том, что все дальнейшие пытки будут столь же бессмысленными по своей сути.
Он не сломается. Об этом красноречиво говорило лицо серконца. Скорее погибнет, но не сломается, не даст своим мучителям удовольствия наблюдать его окончательное падение в безмолвную, всепоглощающую бездну небытия и безумия.
Конечно, можно было применить куда более страшные пытки. В арсеналах имперской тайной службы были такие приемы, после которых любой потеряет рассудок и останется бесполезным калекой до конца своих дней.
Быть может, стоит изломать его тело? Показать, что даже если по какой-то случайности он сможет выйти из тюрьмы, то и шагу не сможет ступить без посторонней помощи? Вырвать зубы, ногти. Перерезать сухожилия. Снять часть кожи, навсегда обезобразив красивое лицо?
Нет.
Не только потому, что такое обращение точно так же не даст никаких результатов. Все же Хайрем не мог не уважать стойкость и преданность Имперского защитника. Отказ от подобных, навсегда меняющих человека пыток был его знаком расположения к врагу. В своей манере, но тем не менее.
Спица проколола кожу на руке Аттано. Вновь тот же отвратительный запах. Крики. Берроуз подошел к столу и сделал несколько глотков воды из стакана, задумчиво глядя на Корво и размышляя, сколь многое тот сможет вынести.
- Надеюсь, ты понимаешь, что все это будет продолжаться. Я последний раз предлагаю тебе подписать признание. Пока еще не совсем поздно. Тогда я дам тебе взглянуть на дочь перед смертью.
Последняя уловка. Если не пройдет и она, тогда разговор можно будет считать законченным. Но должен же был Аттано любить свою дочь?

+3

11

От боли заслезились глаза. Корво продолжал упорствовать и молчать, только часто дышал, хватая ртом воздух. Берроуз, надо было отдать ему должное, наконец-то подцепил его на крючок, и Аттано был готов проглотить его, но... одна единственная мысль одернула резко и бесповоротно.
Смог бы Корво смотреть в глаза Эмили, подписав признание в том, что убил Джессамину? Смог бы спокойно принять эту ложь? А она? Что сделала бы она, когда бы ей сказали, что он сознался в том, чего не совершал? Наверное расплакалась бы, потому что такое разочарование, такой обман - слишком горьки. Этого серконец допустить не мог.
- Нет, - сказал он тихо. В горле пересохло от криков, горчило у корня языка. Он взмок от напряжения. Пот противно щекотал между лопаток, тек по лицу. Если ему предстояло стать предателем, то пусть лучше Эмили этого не видит. Возможно потом, когда подрастет, она поймет. А если ему будет суждено когда-нибудь выкарабкаться из этой ямы, Корво объяснит ей сам.
"Дочь" - слово, которым Берроуз бравировал так легко. Слово, которое Аттано не решался произнести даже мысленно. Слово, много лет назад ставшее запретным, потому что Джессамина решила так. Ребенок, сжимающий кулачком указательный палец лорда-защитника, тянувший его за волосы и часами катавшийся на спине. Еще нескладная девочка, наблюдательная и умная не по годам. Девочка, которой предстояло стать императрицей. Стоило ли ради этого пожертвовать жизнь? Да.
Но не так, как того хотел Хайрем Берроуз. Не под его дудку, плящущим в хороводе тюремщиков и палачей. Аттано закрыл глаза и улыбнулся. Даже, если все это напрасно, однажды ей расскажут, что Корво Аттано, королевский защитник, остался верен до конца. Не убивал императрицу и себя не оговаривал.

Отредактировано Корво Аттано (2014-02-28 21:50:57)

+3

12

«Нет», сказанное Аттано, эхом пронеслось у него в голове.
Всего одно слово – но сколько мужества и какая готовность следовать соей судьбе. Хайрем его понял. И более не имел никаких вопросов. Серконец готов умереть, но не осрамить свое имя доказательно.
Действительно, его возвращение было внезапным, поэтому подготовиться Берроуз не успел. Иначе точно подготовил бы улики для того, чтобы не наложить тени и на свое имя. Все же в истории он хотел остаться как освободитель и добрый правитель, а не кровожадный тиран, который заставляет людей гнить в темнице ни за что.
Впрочем, потомки сами разберутся с тем, кто был прав, а кто виноват. Оба они уже вписали свои имена на страницы будущих учебников.
И все же смена плана была очень опрометчивым поступком. Всякий раз, когда приходилось действовать по ситуации, а не по тщательно подготовленному плану, случались подобные проколы.
Благо, Эмили в безопасности. И если бы Корво согласился, Берроуз сдержал свое слово и позволил ему взглянуть на девочку.
В этом была и его слабость. Он ставил себя на место Аттано, думая о том, что было бы с ним, будь у него дочь от Эсмы. Хотел ли увидеть ее перед смертью? Пошел бы на эшафот ради нее? Ответ был очевиден и ничуть не удовлетворял разум. Заставлял думать о своей слабости.
Возможно, даже хорошо, что у него нет детей. Любящее сердце Хайрема сделало бы их главным и непростительным больным местом.
Конечно, сейчас он может угрожать ему жизнью и здоровьем дочери. Лорд-регент был уверен, что этот метод подействует, но он слишком грязен даже для него.
Поэтому он отдал указание палачу продолжать, сев за стол и с некоторым безразличием наблюдая за мучениями серконца.
Это уже начинало напоминать театральную драму, где и он, и Корво играли свои роли. Несколько гротескные, преувеличенные. Но успех точно должен быть оглушительным.  Берроуз поставил локти на стол и положил голову на сплетенные пальцы, в последний раз вглядываясь в не тронутое палачом лицо Аттано.
Какой человек! И какова его судьба!
Все же сердце его дрогнуло, дало слабину.
- Заканчивай. И выйди. Вы – тоже.
Покорные приказу Лорда-регента, палач и стражники покинули допросную, плотно закрыв за собой дверь. Какое-то время Хайрем молчал, за тем заговорил.
- Я принимаю твое решение и ценю решимость. Поэтому хочу сообщить тебе, что с Эмили все хорошо. О ней заботятся. После твоей смерти она вернется домой  и в будущем станет Императрицей. Я не посягаю на правящий род.
За чем он говорил ему это сейчас? Редкий случай, когда Берроуз поддался эмоциям, а не разуму. Подобное случалось считаные разы за всю его жизнь.

+3

13

"Ты уже посягнул". Жалко выглядели эти оправдания... Жалко и нелепо. Даже если Хайрем верил в то, что говорил, слова его ничего не меняли. К чему бы ни стремился глава тайной службы, он совершил измену. А ведь оба, каждый в свой час, присягали на верность императрице...
Пожалуй, не стоило забывать.
Даже если однажды юная Эмили Колдуин сядет на престол, она вряд ли поверит в выспренные речи о порядке и благе. Тем более после того, как ее мать убили у нее на глазах. На что надеялся Берроуз? Думал, что время сотрет из памяти это "досадное недоразумение"? Или считал, что сможет объяснить, почему сталось так? А, может, и правда думал уговорить наследницу? Утешить конфетами, игрушками, красивыми платьями...
Или запугать.
Измученный и обессилевший, Корво неотрывно смотрел на своего мучителя. Его взгляд был болезненным и темным. Кровь не вода. Просто так не отмыться. Слова оставались словами. Этот почти сентиментальный порыв, после всего, что совершил Хайрем, выглядел малодушно.
Серконец улыбнулся опять. Он не нуждался ни в утешении, ни в обещаниях. Не верил в благородство и высшую справедливость. Теперь. Ведь цели оправдывают средства. Почти всегда. О людях Корво привык судить по их поступкам.
Деяния лорда-регента, как он себя называл, были красноречивее во сто крат.
Дернувшись вперед, серконец потянул носом воздух. Скривился, будто каленым железом жгли Хайрема, а не его.
- Ты смердишь как плакальщик, - сказал Аттано и отвернулся.

Отредактировано Корво Аттано (2014-03-01 21:44:39)

+2

14

Хайрем оправдываться не собирался. И слова, сказанные Аттано, скривили его губы. Заставили покачать головой и прикрыть глаза.
Он выпрямился на стуле, беря в руки стакан и делая несколько глотков воды.
Невыносимый человек. Берроуз уже жалел о той слабости, которую проявил. С другой стороны, кто об этом узнает?
Никто. Перед ним сидел мертвец.
Он не понимал, почему Корво не хочет сложить два плюс два и понять, что сейчас с ним говорят на прямоту. Детей у Харема нет. И кого ему сажать на трон после себя? Просто невыносимый человек. Каким был таким и остался. Не хочет смотреть за свои предрассудки, выходить из ареола мученика за правду.
Только вот правда у каждого своя. Единственной она не бывает никогда.
Нет, отрицать то, что слова серконца его кольнули, бесполезно. Но не столь сильно, чтобы он обратил на это чувство хоть какое-то внимание.
- Я-то отсюда выйду и буду продолжать свое дело. А ты будешь гнить здесь, не в состоянии что-либо изменить.
За чем отрицать? Поступки, которые были совершены по его приказу, уже произошли. Отменить ничего нельзя. И даже если бы было можно – Хайрем не стал ничего менять. Любой, совершенный им поступок, он считал единственно правильным. И нес за него полную ответственность.
Лорд-регент встал и подошел к Корво. Стук каблуков сапог разрезал наступившую тишину. Холодные пальцы коснулись головы узника, за волосы подымая лицо, заставляя смотреть на себя.
Что он хотел найти в глазах серконца? Отчаяние? Раскаяние? Быть может, не искал ничего? Просто изучал, как коршун, держащий в когтях молодого раненого льва.
Без эмоциональное лицо его не менялось. Лишь стальные глаза оставались живыми на восковом лице, испещренном многочисленными морщинами - отпечатками былых грехов.
Секунда показалась минутой. Коршун не выпускал из когтей своей добычи.

+2

15

Сама того не зная, перед смертью Джессамина отдала ему последний, мучительный и самый важный дар. Уверенность. Быть может, такую, которой лорд-защитник не знал ранее никогда. "Ты единственный, - сказала она, - знаешь, что делать". Для Корво этого было бы достаточно, чтобы перевернуть мир. Если бы он не сидел сейчас накрепко прикованный к креслу в допросной комнате. Берроуз был прав, но с этой простой истиной, с этой непоколебимой, как дануолльские утесы, суровой действительностью слишком тяжело было смириться.
Может быть потому, что Аттано не хотел. Не мог себе этого позволить.
Его остановившийся взгляд был устремлен на Хайрема Берроуза, точнее, куда-то сквозь него, будто за спиной лорда-регента стояла тень убитой по его наущению императрицы. Будто не Хайрем до боли крепко держал Корво за волосы, а Джессамина легкой и прохладной рукой гладила своего преданного серконца по горячей, буйной голове. В широко раскрытых глазах "почти мертвеца" лорд-регент не мог увидеть ничего из того, чего жаждал так сильно. Ни страха. Ни сожаления. Ни приятия скорого конца. Только остановившийся, отстраненный взгляд в прошлое. Или... в будущее, за которое Аттано, во многом инстинктивно, продолжал цепляться. Держался из последних сил.
Как бы там ни было, не Берроузу серконец теперь улыбался. Улыбка эта была неожиданно тихой и спокойной. Она смотрелась неестественно и дико на бледном, заострившемся лице. Такая улыбка бывает у тихих сумасшедших или у беспечных детей, которые даже в дни чумы, среди хаоса и смрада, улыбаются редкому солнцу да зовут поглядеть на него больную сестру или мать.
- Все проходит, - сказал серконец. - Твое время выйдет тоже.
Можно обмануть себя, людей, целый город или империю. Но еще ни у кого не получалось обмануть время или смерть. Уж это Корво Аттано, ныне бывший королевский защитник, знал наверняка.

Отредактировано Корво Аттано (2014-03-02 20:49:47)

+2

16

Хайрем смотрел на безмятежное лицо человека, не потерявшего надежду, упивающегося ей. Правильно говорили старшие товарищи тогда еще молодому дознавателю Берроузу – из человека можно выбить все, кроме этой чертовой надежды. Ты можешь обезобразить его до неузнаваемости – а она так и будет светиться в глазах, будто потешаясь над тобой.
Вот и сейчас.
Усилием воли Берроуз подавил желание свернуть ему шею здесь и сейчас. Собственноручно. Заставить эти смеющиеся глаза застынуть навсегда. Он сильнее сжал волосы серконца, но сдержался. На миг вспыхнувший в огонь погас, побежденный вечной мерзлотой.
- Конечно, выйдет. Все люди смертны. Но помешать моим планам уже некому, Корво. Ты не сможешь отсюда сбежать. А ведь я еще много лет назад предупреждал тебя о том, что стоит быть осмотрительнее.
Берроуз был не первым, кто покушался на Джессамину. Но до этого, по иронии, все заговоры были успешно предотвращены тайной службой Императрицы еще на стадии формирования. Но Хайрем всегда не уставал напоминать лорду-защитнику о том, сколь важно и его пристальное внимание.
Вспоминать об этом сейчас было очень, очень цинично.
В действительности, ожидать покушения от того, кто в первую очередь должен был подобного не допустить – близко к паранойе. Он нарушил данную клятву. Но лишь ради того, чтобы исправить чужие ошибки.
Присягая Императрице – не присягал ли он в первую очередь Государству и не должен ли был заботиться о его благополучии более, чем об отдельно взятом человеке, пусть и обладающем абсолютной властью?
Конечно, Корво этого не понять. С Джессаминой его связывали узы куда более прочные, чем долг.
И именно они, по мнению Берроуза, заставляли его жить и надеяться. И ни у кого в целом мире, даже у всемогущего Лорда-регента, не было способа их разорвать.

0

17

"Не бегай за Гертрудой: ходят слухи,
Что у нее имеется солдат.
Народ её зачислил в потаскухи
У нас такие вести - нарасхват".
Аттано уже почти не слышал, что говорил ему Берроуз. Несколько мгновений до этого все его слова и действия потеряли для серконца смысл. Он моргнул, а потом... как будто накрыло волной, закрутило в потоке воды и измученного выбросило на берег. Корво зажмурился. Запах собственной паленой плоти мешался с чудившимся ему ароматом цветущих апельсиновых садов. Это не грязь. Это не кровь. Это песок и море. Глубокое, синее море, которое так мечтала увидеть Эмили. Ракушки.
"Она за счет смотрителя у повитухи
Того... была с полгодика назад.
Не делай, так сказать, слона из мухи,
Но помни, что другие говорят".
Он помнил, как нес принцессу Джессамину на руках, тогда еще совсем юную, озорную и непоседливую, разыгравшую сцену обморока, чтобы избежать урока изящной словесности и говорить с ним об извечной дворцовой скуке и рыбаках. Помнил, как императрица Джессамина прятала под кепкой по-мальчишески коротко остриженные волосы и как потом, перед собранием достойных и гордых гристольских мужей, держала спину прямо, убеждая их в том, что люди из рабочих кварталов - не рабы.
"По мне, как по тебе, она святая,
Я про людей - чего несут, болтая!
Попробуй всем на рты надеть замки!"
И до сих пор, даже после ее смерти, злился от того, что она так и не сказала правды, хотя об этом шептались по углам, насмехались и кричали ему в лицо. Все вокруг. Леди Эмили спрашивала, когда Корво женится на ее матери и он, чувствуя себя словно вор, отводил взгляд.
"Коль нравится, ходи к своей канашке,
Играй с ней в чехарду, играй в пятнашки,
Но только не проси ее руки"*...
Когда пальцы лорда-регента разжались, Аттано уронил голову на грудь. Он не плакал и не стонал, только тяжело и часто дышал. Назойливый запах апельсиновых цветов и гари смешался с привкусом ржавчины во рту. Стало легко и свободно перед тем, как весь окружающий мир, включая праздновавшего триумф Хайрема Берроуза, сжался в микроскопическую точку, и обрушилась откуда-то сверху долгожданная тьма.

* -  с небольшой поправкой на мир "Главное - предупредить", Джузеппе Джоакино Белли.

Отредактировано Корво Аттано (2014-03-02 23:30:43)

+3

18

Когда Корво наконец пришел в себя, у решетки его камеры лежал небольшой медальон, внутри которого находился портрет Эмили. Раз за разом, когда тюремщики проверяли его камеру на наличие посторонних предметов - эту вещь оставляли при нем.

+2


Вы здесь » Дануолл. Пир во время чумы » Хронограф » Цели и средства. 1837 год, 13 день месяца дождя


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно