От окрика Кора вздрогнула, а когда Гарольд её встряхнул, зажмурилась. Уверенная, что смотритель никогда в жизни не ударит, она сжалась инстинктивно, с детства усвоив, что за повышением тона обязательно следует оплеуха. Мгновение спустя, осознав, что от неё ждут ответа, леди Морлидж открыла глаза, в которых Гарольд не смог бы прочесть сейчас ничего, кроме величайшего недоумения. Если она ни в чём не виновата, то почему он кричал? Как можно заставить уважать и любить того, кто этого делать не хочет?
- Что... что ты хочешь, чтобы я сделала? - тихо спросила леди Морлидж. Этот вопрос она сегодня уже задавала, но ответа так и не получила. - Разве я могу кого-то заставить? Т-ты меня и любишь, и уважаешь. Почему мне не может быть этого достаточно, а все остальные пусть катятся в Бездну?
Сейчас Кора чувствовала себя маленькой девочкой, которой в которой раз отказывались объяснить, что она опять сделала не так.

Легко сказать "не хочу, чтобы ты мирилась"! По мнению самой Коры, особого выбора у неё не было. Закон и мораль предписывали еженедельно навещать овдовевшую несколько лет назад мать, но совершенно не препятствовали миссис Дьюли всякий раз измысливать новые, порой весьма обидные упрёки и замечания. Те же закон с моралью обязывали её делить постель с Пэрри Морлиджем, нисколько не интересуясь желанием обоих супругов. И если самого Гарольда, по мнению его любовницы, упрекнуть было не в чем, то за жалкое подобие супружеской близости, происходившее в этой спальне, презрения она вполне заслуживала. Правда, леди Морлидж вовремя сообразила, что сейчас далеко не самое лучшее время для озвучивания этого предположения.
- Получив то, что хочет, он всегда успокаивается. Так что должен придержать свой язык и сейчас. Я... я не умею просить об уважении, но вежливости теперь должно стать побольше. Не думаю, что тебя или меня ожидают подобные сцены... Но вот только... - Привыкнув за время их знакомства, что Гарольд готов долго и терпеливо объяснять всё, о чём ни спросишь, она не побоялась озвучить свои сомнения и сейчас, хоть реакция любимого и расстроила намного больше оскорблений Пэрри. - Разве я могу не позволить кому бы то ни было относиться ко мне так, как ему вздумается? К примеру, моя мать... Как я могу запретить ей говорить обидные вещи, если ей этого хочется?
Задав очередную порцию вопросов, Кора снова расчихалась, на этот раз до слёз.

Когда Гарольд принялся рассказывать о своём детстве в Аббатстве, Кора чуть было снова не задала вопрос, что написано в звёздной карте Эдмунда. Остановило лишь очередное напоминание о том, сколько поблажек уже сделал смотритель их семье. Лишний раз заставлять его нарушать правила было бы чересчур. Тем более что при мысли о том, через что пришлось пройти её любимому, сердце снова сжалось от ужаса.
- Мой дорогой... - проговорила Кора, сжимая руку Этвуда. А потом, соскучившись по его присутствию и теплу, измотанная только что разыгравшейся сценой, поднялась с кровати и, пересев к нему на колени, склонила голову на плечо.
- Я бы не выдержала... - снова заговорила она. - Ты научился терпеть боль, тогда как я всеми способами её избегала. Если сделать всё, как велят, тогда не побьют. Почти всегда получалось.
Примолкнув, Кора собралась с мыслями, чтобы как можно точнее сказать то, что вертелось на языке. Следующая попытка объяснить, почему так трудно отстаивать право на уважение, прозвучала куда увереннее. Возможно, прикосновения Гарольда и правда придавали леди Морлидж силы.
- Знаешь, я, наверное, никогда не устану повторять, что ты первый, кто говорит мне такие вещи. Ты рассказываешь, что вас били, чтобы вы стали такими же, как ваши наставники. И судя по тем смотрителям, что попадались мне до тебя, они преуспевали в этом. Последний раз я сказала, что не хочу возвращаться к родителям, ещё в школе. Ну, как сказала... Наш смотритель незадолго до каникул спросил, почему я все чтения просидела такая расстроенная. Мне тогда было лет семь, я подумала, что он хочет меня утешить или дать какой-нибудь совет. Ну и сказала, что не хочу уезжать, потому что в школе лучше, чем дома. Меня тогда отчитали, потом выпороли, а потом ещё раз отчитали, сказав, что это научит меня быть любящей дочерью, такой, какой и подобает быть. С тех пор я всякий раз говорила, что очень скучаю по дому, а взрослые никогда не допытывались, насколько были правдивы мои слова. Ты... ты же тоже должен был отчитать меня, а вместо этого... Да, я пошлю ей завтра букет и записку.
Последняя фраза, в отличие от остального рассказа, прозвучала уверенно и с такой неожиданной благодарностью, будто только что полученный совет был равноценен самому дорогому на свете подарку. Впрочем, для Коры так оно и было. Раньше никому не приходило в голову сказать ей, что она ни в чём не виновата.