Эштон сам плохо понимал, как смог высидеть в канцелярии положенное время. Плотно замотанная шарфом шея и чуть хрипловатый голос были милостиво списаны на простуду. Конечно. С самого утра все разговоры среди секретарей и прочих служащих – о беспрецедентном убийстве Уильяма Ханта, одного из лучших офицеров, которого многие считали преемником Берроуза. Нет. Теперь нет.
Впервые в жизни Вэллисмит был благодарен своей репутации доброго и честного человека. Его подозревать никто и не собирался. Такой и мухи не обидит. К нему приходили спрашивать, кого теперь назначит на вакантное место глава тайной службы. Вообще много за чем приходили. Но он был не разговорчив, ссылался на хриплое горло и старательно зарывался в бумаги. Хотя повышенной температуры и не было, его бил озноб. Он не мог выкинуть из головы то, что произошло этой ночью. Не мог оставить просто так. Внутри все болело. Слез уже не было.
Вечером он почти что выбежал из Башни, сообщив Берроузу, что нашел очередную зацепку. Бесцельно слоняясь по улицам, парень вел внутренний диалог с самим собой о морали, чести и том, что нельзя продолжать корить себя. Ведь он жив. И вполне способен продолжать то, что начал. Иначе к чему были эти поиски? Итак было понятно, чем они могут кончится.
Ноги сами занесли его к «Золотой Кошке». Заведению, в котором он был исключительно по рабочим делам. Зайдя вовнутрь, он остекленевшими глазами посмотрел на подошедшую к нему девушку и протянул ей пригоршню монет с профилем диктатора. И здесь он…
- Комнату. И побыстрее. И виски.
Хорошо, что в таких заведениях никогда не задают лишних вопросов. Его проводили наверх, ничем не выказывая свою заинтересованность в странном посетителе, и предоставили большую комнату с огромной вычурной кроватью. Как будто она могла пригодиться.
Эштон плотно зашторил шторы, сам не понимая, зачем это делает и сел в кресло, закуривая и опрокидывая в себя первый стакан горячительного напитка. Ровно напротив оказалось зеркало. Смотря на свое красивое лицо, Вэллисмит ненавидел его. Хотелось искромсать, изрезать. Потому что не может убийца обладать такой внешностью. Люди имеют право видеть, каким чудовищем он на самом деле становится. Измяв сигарету, Эштон пару раз обжег руку. Сразу же стало легче. Еще один стакан. Закрыв лицо ладонями, он сидел в тишине, не зная, что здесь делает и чего хочет на самом деле.
По крайней мере, желание покончить с собой ушло окончательно. Это утешало.

Эштон вздрогнул, когда дверь в комнату отворилась. Тут же поднял лицо, но вновь увидел свое отражение и посмотрел на него с такой ненавистью, будто сидящий перед ним человек был его злейшим врагом. Краем глаза Эштон ухватил вошедшую женщину. Хорошо. Как ни странно, в одиночестве он оставаться сейчас не хотел.
Неведомая сотрудница увеселительного дома будто прочла его мысли и, поставив на стол еще одну бутылку, оказалась рядом.
- Спасибо за виски.
Голос его все еще был хриплым, говорил он тихо. Шарф, плотно обмотавший шею, слегка душил. Но так было легче.
От прикосновения к руке парень вновь вздрогнул, но позволил взять свою холодную тонкую ладонь, в какой-то момент подумав, что на ней могут остаться следы крови. Нет, конечно их не было. Воображение делало с ним странные вещи.
Взгляд мимолетно пронесся по девушке, отмечая ее красоту. Хорошо. С людьми, обладающими приятной внешностью, общаться всегда было легче. Будто может быть какое-то равенство в правильности черт лица.
- Побудете со мной? Я, правда, не знаю, за чем именно сюда пришел. Наверное, именно за этим. Не хочу быть один.
А вот выпить еще было очень желанной идеей. Только не хотелось, чтобы девушка отпустила его руку. По крайней мере, вновь закурить ему ничто не помешает. Обожженная рука болела, но он достал из портсигара очередную пахучую дрянь и чиркнул зажигалкой. Никотин заполнил легкие.
Ничего не изменилось.
- Как я могу вас называть?
Эштон попытался сфокусировать взгляд на лице девушки, но получалось плохо. Они оставались такими же остекленевшими и рассредоточенными. Еще алкоголя. Залить эту глухую боль в груди. Забыться, надеясь, что завтра она пройдет сама собой. Все в этом мире конечно.

- Меня?..
Да-да. Тот человек в зеркале и он – одно и то же лицо. Давно пора про это вспомнить и начать мыслить хоть сколько-нибудь логично.
- Эштон. Очень приятно, Мадлен.
Он вежливо кивнул. Хорошо, что нормы этикета были вбиты в него с раннего возраста, поэтому забыть их не представлялось возможным. Чтобы вокруг не творилось.
Второй вопрос просто поставил Вэллисмита в тупик, но на этом он сфокусировал взгляд на Мадлен, смотря ей в глаза. Надо выпить. Определенно. Нехотя высвободив свою руку, он налил полный стакан виски и опрокинул его в себя, поморщившись. До этого Эштон особой любви к алкоголю не питал и был к нему очень не привычен. На нервах опьянение почти не чувствовалось. А вот гадкий вкус – вполне.
Он смотрел на эту красивую девушку и думал, надо ли забивать ее хорошенькую головку подобной информацией (особенно с учетом того, что многие девочки работали на тех или иных агентов его же службы). С другой стороны, парень прекрасно знал, что от части именно в этом заключается ее работа. Не только для плотских утех сюда приходят мужчины. Они ищут и достойных собеседниц, и тех, кто лишит их того, что мучает Эштона – одиночества.
- Я впервые убил человека. Это… тяжело. Конечно, это моя работа. Но, как оказалось, готовности идти на такие поступки во мне не было. Теперь боль сводит меня с ума. Я же далеко не первый, кто приходит сюда с такими проблемами, правда?
В его лице читалась надежда. Не хотелось думать о том, что только он, маленький Вэллисмит, способен надломиться под грузом ответственности. После приема алкоголя боль понемногу начала отступать. Он налил себе еще. И Мадлен – тоже.
- Составите мне компанию? Пить одному – плохая привычка. Лучше ее не заводить.
Тело начало понемногу отогреваться. Парень снял китель, все же оставив шарф, так как не хотел пугать даму видом огромных черных синяков. Расстегнув ворот, он обнажил перевязь на груди. Полученная рана хоть и не была серьезной, но приносила заметные неудобства. И безмерно чесалась, заживая.
Он подал девушке бокал, как будто она была самой настоящей леди.

- Он заслуживал ее, но я был ему должен. И должен самую большую цену – он спас мою жизнь. Но так было необходимо, я не мог рисковать своей семьей. У всех нас есть свои слабые места, и… не только. Но я жалею о том, что совершил. Хотя жалеть не должен. И не хочу этого. Совесть борется с разумом и прагматизмом. Это… больно.
Язык, развязанный алкоголем, несся вперед сознания. И зачем он сейчас выкладывает свою душу неизвестному человеку? А если об этом кто-то узнает? Впрочем, узнают – и ладно. Подумают, что окончательно ослаб и сломался. Хотя это было и не так. Совсем не так. Потому что Эштон был уверен, что рано или поздно справится и с этим. Пусть и потеряет значительную часть себя, которая отомрет, не выдержав такой бесчеловечности.
Именно поэтому его так кольнула следующая фраза Мадлен.
- В этом городе, где люди умирают на улицах от болезни, где столько страдания и боли – разве осталось что-то человеческое? Временами такое ощущение, что он высасывает из тебя все то светлое, что еще остается в сердце. Все слишком быстро меняется, и в худшую сторону. Но должен же всему быть конец, правда?
Парня несло. Алкоголь давал право говорить, несмотря на вялые протесты мозга. Конечно, в глазах появилась какая-то разумность а на лице – румянец. Другое дело, что держать себя в руках Вэллисмит не мог.
- А вы когда-нибудь убивали, Мадлен? Помните этого первого человека? Он приходит к вам по снах?
Это – самое страшное. Покоя нет нигде. Кажется, от своего поступка не скрыться. Истина – в вине. И развязанном языке, который готов выболтать многое красивой собеседнице. Хотя сведения эти и были почти бесполезными.

Отредактировано Эштон Вэллисмит (2014-04-28 23:26:31)

- Да. Семья – самое главное. Мои сыновья… я не имею права подвести их. Так ведь? Это же мои дети. На них не должна пасть тень. Никакая.
Эштон смотрел в глаза Мадлен, словно загипнотизированный. От ее слов на душе становилось спокойнее, тревога понемногу уходила. Она была права. По-настоящему права. Чудесная женщина.
- Да. Если бы не умер он, погиб бы я. Выхода не было. Никакого. Потому что жить хочется. Как хочется жить… несмотря на то, что руки теперь в крови. Разве это что-то меняет? Я остаюсь все тем же человеком. Но, конечно, о  собственной праведности можно будет забыть. Да и кому она нужна? Разве есть место праведнику в тайной службе? Нет. Тогда я должен был стать смотрителем. Но не стал. Потому что не должен. Я должен быть в тайной службе. Все закономерно. Мы живем один раз на этой земле и должны выполнить свое предназначение.
И сколько зла мог бы принести Уильям Хант, если бы Эштон не прервал его жизнь? Во что бы он превратил тайную службу, человек куда более жестокий, чем Берроуз? Наверное, он все же был прав. И жалеть особо не о чем. Совсем.
Старая сигарета окончательно дотлела. Эштон взял новую и закурил. Куда более осознанный взгляд прошелся по Мадлен, отмечая откровенность выреза ее декольте. В голове невольно пронеслась мысль, что он вполне может оказаться вместе с ней на кровати. Именно за этим она здесь и стоит.
Парень покраснел и чуть отвернул лицо, пыхтя сигаретой. Скорее всего, эта мысль была вызвана прикосновением к груди, к шраму. Слишком долго он не чувствовал рядом с собой теплого женского тела. Лиза уехала еще в начале эпидемии ,и до этого дня он свято блюл верность, даже несмотря в сторону противоположного пола.
Но вот теперь он чувствовал себя просто отвратительно. Потому что, несмотря на то, что мучился совестью, дурацкий организм жил своей жизнью и явно выражал собственные желания. Бесстыдник.
Было желание заплакать, но слезы не шли. И насколько он был бы жалок? Нет.
- Да. Эту рану мне оставил он. Ничего серьезного, глубокая царапина. И напоминание. Спасибо вам. Вы.. уже удивительно успокоили меня. Нащупали те самые слова, которые мне нужны. Вы же наверняка работаете на одного из агентов, да? И ни в коем случае не скажете мне на кого?
Это было важно. Потому что именно этот человек узнает о том, как он здесь себя вел. Скверно, как скверно. И как же красива Мадлен.
Эштон растерялся окончательно и не нашел ничего лучше, чем выпить еще. Как будто это могло прояснить ситуацию. Большие голубые глаза бегали с предмета на предмет, стараясь не заостряться на декольте Мадлен. Ох, как неудобно!

Отредактировано Эштон Вэллисмит (2014-04-28 23:27:53)

- Вы…  обещаете мне? Что никто не узнает о том, что я здесь говорю? Потому что сам прекрасно понимаю, что пьян. Опьянен не только вашей красотой, но и алкоголем. А он дает мне облегчение не меньшее, чем ваши слова. Вы… конечно, это ваша работа. Но все же мне хочется, чтобы вы не притворялись и если я вам противен – то так и скажите. Потому что лично мне уже надоело играть то, чего нет. Думаю и вам, Мадлен, временами это надоедает.
Эштон откинулся в кресле, все же отказавшись от мысли выпить еще. Пока хватит. Остается никотин и эта прелестница, сидящая рядом. Почему бы ей не оказаться еще ближе?
Коснувшись широкого подлокотника кресла, Вэллисмит вопросительно посмотрел на девушку. Сядет рядом или нет? Хотелось просто почувствовать чужое тепло. И видеть, что тебя не осуждают за то, что ты медленно, но верно не становишься чудовищем. Наоборот – поддерживают и убеждают, что это неизбежно.
Потому что так и есть.
Становилось все жарче. Чуть подрагивающими пальцами Эштон размотал шарф и скинул его, обнажая страшные синяки, оставленные веревкой.
- Только не осуждайте меня. Я чуть не покончил с собой. Но, к счастью, оставил при себе нож. И ровно в тот момент, когда понял, что жизнь может прерваться, нашел в себе силы этого не делать. И начал новую, другую жизнь. Потому что умирать – больно и плохо. Лучше пусть это сделает кто-то другой.
Усмехнувшись, Эштон затянулся, выпуская к потолку облачко дыма. Обещание себе не пить хотя бы какое-то время он держал. А вот с жаждой обладания красавицей Мадлен справиться было куда как сложнее. Потому что он был молод, полон сил, несмотря на эмоциональную травму, и организм требовал своего. Ему-то на всякую дребедень вроде верности было абсолютно все равно.
Но он держался. Пока что.

Отредактировано Эштон Вэллисмит (2014-04-28 23:27:06)

- Разве стал бы хороший человек работать в тайной службе и убивать людей? Но, с другой стороны, наверное, вы правы. Стержня это не отменяет.
Сладкие речи Мадлен были невероятно приятны уху и действовали лучше любого успокоительного. Эштон прекрасно понимал, что это – пустые слова, но принимал их, как избавление от собственной беспомощности. Заставлял себя поверить. Выбить совесть вон, унять боль. Дышать полной грудью. Наслаждаться жизнью, текущим моментом. И тем, что завтра непременно наступит.
- Да? Удивительно. Всегда считал, что нравлюсь очень не многим из женщин.
Странные, отвлекающие разговоры. На лице Эштона даже промелькнуло подобие улыбки. Чужой возьми, его действительно начало отпускать. И это уносящее вдаль чувство легкости было готово принести массу удовольствий, о которых потом придется очень жалеть.
Особенно когда роскошная женщина оказывается на тебе верхом. И это не твоя любимая жена. Совсем не жена.
Эштон покраснел до кончиков ушей, почти с испугом посмотрев на Мадлен. Скрыть свое возбуждение возможным не было. Да, он ее хотел. Несмотря на все свои переживания. Молодой, здоровый организм брал свое. И когда она коснулась губами его шеи, возбуждение начало нарастать. Руки сами легли на ее ягодицы, слегка их сжимая.
Что он делает? Что он, Чужой возьми, делает!? Идиот!
Остановиться было просто не возможно. Какие-то глупые слова рвались из уст, но не имели никакого значения.
- Упаси меня светлые духи, я же давно женат, у меня трое детей… - Только рука скользнула по тонкому стану Мадлен, ощущая ее восхитительное тепло. – Разве я могу так поступать? С другой стороны, разве я не могу делать все, что хочу?
Последнее замечание было решающим. Он нашел жаркие губы девушки и поцеловал ее. Глубоко, с взявшейся откуда-то страстью. Ощущение было необычным, но приятным. Впервые он касался другой женщины таким образом, кроме Лизы. И ему нравилось. Очень нравилось то, что чувствовало тело.

Отредактировано Эштон Вэллисмит (2014-04-28 23:27:25)

Отредактировано Эштон Вэллисмит (2014-04-29 14:42:25)